Андрей Потылико
Лирические стихи о любви и жизни
 |
Сидит человек на скамейке
Сидит человек на скамейке.
Чего он, бедняга, сидит?
Куртёнка со сломанной змейкой…
И кашляет (может, бронхит?).
Сидит человек на скамейке.
И видно, что очень грустит.
Хотя в кошельке лишь копейки,
Не это его тяготит.
Жизнь сжёвана - тянется жвачкой
(Нет вкуса, а выплюнуть – жаль).
В руках сигаретная пачка –
Его поражений скрижаль.
Осталась одна сигарета.
Эх, жисть, улетевшая в дым!
И вот его песенка спета
Мотивом наивно-простым.
В душе нет ни слов, ни мелодий.
Сплошная болотная муть.
Дни кажутся цепью пародий
На этот… на жизненный путь.
Что лето ему? И что осень?
Но мысль обжигает как лёд:
Жену он давно уже бросил,
А внучка к нему не идёт.
С соседом он давится водкой:
Не лезет, зараза. Нет сил.
Махнуть на рыбалку? Да лодку
Поди уж лет пять не чинил.
Сегодня бродил по базару.
Присел и опешил – не встать.
А он не такой уж и старый,
Да ноги дрожат, твою мать.
Сидит человек неподвижно,
Потупив пустующий взгляд.
И толпы евангельских «ближних»
Проносятся мимо – спешат.
Их лица надменны и строги.
Мол, некогда нам, мы – в семью.
… Кто знает, чьи завтра дороги
Свернут на такую скамью?
Мельница времени
Медленная мельница часов:
Стрелки перемалывают время…
Сыплется мукою «высший сорт»
Прошлое, выбеливая темя.
Я же как наивный Дон Кихот,
В мельнице увидевший дракона,
Снова начинаю свой поход
Ради справедливого закона.
Только вот вздыхают ветряки –
Сколько безнадёги в каждом вздохе! –
«Эх вы, дон кихоты, дураки,
Всё ведь перемелется в итоге».
Тикают и тикают часы
Тихим «тормознутым» пулемётом.
Выглядит как лезвие косы
Стрелка за полночным поворотом.
Выдвинуто верное копьё,
Сила опускается на плечи…
… «Каждое мгновение – твоё», -
Шепчет потревоженная вечность.
Просто...
Просто видеть небо. Просто видеть небо –
Это значит духом медленно взлетать.
И смотреть на чудо – пристально и немо,
И ловить как эхо эту благодать.
Просто слушать сосны. Просто слушать сосны
И смотреть на солнце сквозь покров ветвей.
И, вдыхая воздух хвойный и морозный,
Не гадать-не думать о судьбе своей.
Просто лечь на травы. Просто лечь на травы
И ползти букашкой по листве цветка.
Ждать, что одуванчик выпустит ораву
Маленьких пушинок в ясли-облака.
Просто жить и верить. Просто жить и верить
В то, что жизнь – не глупость, смерть – ещё не дно.
Даже всей Вселенной веру не измерить,
Ведь они же обе в сущности – одно.
Ночью на кухне
Фонари горят в тумане.
Мне охота в ночь глядеть.
Я на кухне. Чай в стакане.
Так сидеть бы и сидеть.
Тьма чернилами разлита,
Хоть макай перо – пиши.
Эх, луны пузатый слиток –
Всё богатство тут, в глуши…
Ну и что? Я буду нищим.
Так свободней, крепче спишь.
В мой амбар с духовной пищей
Не проникнет даже мышь.
Суета суёт всё глубже
В тех, кто выбрал суету.
Я ж могу попить из лужи,
Зачерпнув рукой звезду…
За окном темно и сыро.
Фонари – почти мираж.
Я. И тихая квартира.
Кухня и второй этаж.
Спит семья, а мне не спится.
Я глотаю тёплый чай.
Это дом или темница?
Просто стены или… рай?
Такое у Бога хобби
Да сколько той жизни? Мизер.
Копилка, где три копейки.
А годы – как мелкий бисер
на нитке судьбы-злодейки.
Да сколько той смерти? Пальцами
всего лишь за нитку дёрнуть -
и бусинки разлетятся.
Их вечность склюёт как зёрна.
Да сколько там той Вселенной?
Куда – из подводной лодки?
Упрёмся опять коленками
в утробу, и снова – роды.
Да сколько тех жизней? Мистика?
Эх, знать бы нам в той утробе!
… А Бог вышивает бисером –
Такое у Бога хобби.
Летящий снег
Из мертвой мглы живой ордою вспышек
Летят снежинки прямо мне в глаза.
Летят они, летят без передышки
И сединой сверкают в волосах.
Вселенский холод гонит их по свету
Как тот инстинкт, что птиц зовет на юг.
Они летят с заката до рассвета,
Они поют в нестройном хоре вьюг.
И каждая – мгновенье нашей жизни:
Мелькнёт, растает – не ищи следа.
Они похожи на цветенье вишни,
Но обжигает горечь их плода.
Тот плод, наверно, с Дерева познанья
Добра и зла, побед и неудач.
Тот плод, наверно, с Дерева изгнанья –
Им лечит нас великий вечный врач.
Тот врач лишь Время. И в его больнице
Снежинки – словно белые бинты.
Они летят и бьются в наши лица,
Чтобы морщины были не видны.
Но я больной, не верящий в леченье,
Я не люблю навязчивых врачей.
Ведь времени холодное теченье –
То тихий марш незримых палачей.
Не буду ждать, когда взойду на плаху,
И голову склоню в последний раз.
Я страстно помолюсь земному праху –
Лишь он один от смерти меня спас.
Покроют прах проворные снежинки.
Озимым полем стану навсегда.
Не надобно по мне справлять поминки –
Полям нужна не водка, а вода.
Прогулка
Тихие и чистые слова
Падают целительным дождём.
Шелестит осенняя трава,
Мы куда-то медленно идём.
В карнавальном хаосе теней
Я молюсь на милый силуэт,
И тепло распахнутых дверей
Взгляд твой излучает мне в ответ.
Слышен нам лай уличных собак,
Рёв машин, несущихся в пыли…
Нет, наш мир не грязь, не кровь, не мрак –
Всё твои ресницы подмели.
И судьба – как вымытый бокал,
Из которого любовь пью, как вино.
Я – на счастье! – бил его, топтал,
Но он цел, он полон всё равно.
Звёздные качели
Лежит ковёр из жёлтых-жёлтых листьев,
Горит костёр и вьётся сладкий дым.
Сижу один – наивно-мудрый мистик.
Есенин прав – не буду молодым.
Трещат дрова, молчат в тумане горы,
И шелест волн ведёт свой спор с костром.
Уходит день… Единственный, который
Ответил на уныние добром.
Горит огонь, летят как искры мысли,
И словно искры гаснут на лету.
Над головою призрачно повисли
Гирлянды звёзд росинками в саду.
Ну вот и всё, мои плоды созрели
(Хоть каждой ночью – тот же урожай).
Ложусь в траву, и звёздные качели
Уносят ввысь, где прошлого не жаль.
Дневник будущего
Опять зима стирает все границы.
Бумагой чистой мир в окне возник.
Ложится снег одной сплошной страницей
В мой подзабытый старенький дневник.
Да вот беда, ошибся снег с форматом –
Он выбрал чересчур большой пустырь.
Одна страница… что-то многовато,
Чтоб жизнь мою вписать в такую ширь.
Она пока вмещается в тетради
(Мой вечно-бесконечный «первый том»).
Сюжет второго мною же украден
Или страшней – отложен «на потом».
А что «потом»? Такой же зимний вечер.
И тот же снег. И тот же грустный дом.
При антиромантичной глупой свечке
Ты там один, хлебаешь суп с котом.
А снег идёт – обрывки тех страничек,
Что так и не сложились в «том второй».
Тебе не хватит и вагона спичек,
Чтоб сжечь их, ненаписанный герой!
И автора вернуть к тому началу,
Откуда ты в грядущее войдешь…
Увы, браток, сложилось всё печально:
Что не посеешь – то и не пожнёшь.
В тетради жизни смёрзлись все листы:
Их номера – лишь первый и последний.
И между ними так спрессован ты,
Что близко старость, как забор соседний.
Чай
Вращаются миры над грешными веками.
Вращаю ложкой чай с лимоном или без.
Весну вдруг замело кромешными снегами –
Наверно, шутит зло февральский лютый бес.
Колесами ума по всем дорогам мрака
Я тихо проезжал, не ведая – куда.
Ждала меня в пути очередная драка
Моей души с моей. Такая вот вражда.
Давно мой чай остыл и сахар растворился.
Но я не растворюсь в бескрайности миров.
Я спицами секунд за вечность зацепился,
Замедлился полет космических шаров.
А шар земной похож на детскую игрушку,
Которую (как жаль!) сломают навсегда.
Та мысль – как обожгла. Я выронил вдруг кружку.
Зачем же я живу? Такая вот беда…
Я все равно в пути. Я редко отдыхаю.
И не хочу гадать, где устье, где исток.
Пожалуй, я себе еще добавлю чаю,
И пусть миры летят как сахар в кипяток.
По мотивам "Маленького принца"
Я тоже ведь Маленький принц,
Но только давно переросший,
Попавший в ловушку границ –
Шпион, что к себе же заброшен.
А здесь – только тихий вулкан –
Потухшая страстная юность.
Я в кратер смотрю как баран,
В надежде, что лава вернулась…
Но если вулкан замолчал,
То, значит, остыла планета.
Свой маленький милый причал
Я, жлоб, променял на котлеты.
А розу – родную, одну –
На фикус домашний и тапки.
И тупо спускаюсь ко дну,
Поджав ослабевшие лапки…
Я тот незамеченный слон,
Похожий в удаве на шляпу.
Не принц я – потерянный клон.
Иль клоун, чтоб хуже не ляпнуть.
Не жду, что появится Лис.
Кого приручить я пытаюсь?
Забыл, что такое сюрприз –
Давно приручил я реальность.
Она – мой хозяин теперь.
Ошейник всё туже и туже…
Но ты, мой читатель, не верь,
Что он мне действительно нужен!
Из будки под вывеской «Жизнь»
Когда-нибудь выползу к свету,
Хозяину выкрикну: «Брысь!»
И всё! На родную планету!
