Катя Андриенко
Лирические стихи о любви и жизни.
 |
Слова то лечат, то по горлу бритвой...
Слова то лечат, то по горлу бритвой,
Или ножом, была бы сталь остра…
А стоит ли исход словесной битвы
Душевных ран?
Дождем соленым смоет с сердца раны,
Все быстро заживет, хватило б слез!
Но чем рубец в душе замазать рваный
Разбитых грез?
И грезы что? Пустое наважденье.
Любви несчастной жаль. Была ль она?
За энной полосою отчужденья
Еще стена.
Ах! Сколько стен таких возводим сами!
Ломать - не строить, истина проста:
Не так ли распинаем словесами
В себе Христа?
Когда ты прикасаешься ко мне...
Когда ты прикасаешься ко мне,
На свете нет сладчайшего мгновенья!
И где-то остаются в стороне:
Тревоги все, печали и сомненья.
Когда ты прикасаешься ко мне,
Нетерпеливым, пылким поцелуем,
Мне не до них! Сгораю я в огне,
Когда мы танец языков танцуем.
Как сладок танец, он хмельней вина,
От страсти подгибаются колени,
Уходит резко из-под ног земля,
Все звуки замирают во вселенной!
Лишь всхлип и вздох, и нетерпенье рук,
И шорохи срываемой одежды,
Прекрасен, тесен неразрывный круг,
Мое желанье-океан безбрежный.
Желанье проливается дождем,
Жадно вдыхаешь его запах пряный,
Дразнящим, и умелым языком,
Ты даришь миг блаженства долгожданный.
Накал страстей, мы бурно тонем в нем,
Твои движения - лава в глубине,
Счастливо вскрикнем мы и вновь споем.
Опять ты жадно прикасаешься ко мне.
Я–женщина, и я пишу стихи.
Я–женщина, и я пишу стихи.
Пишу о счастье,горе и о боли,
О детях, о скитании души,
И главное, о сильной женской воле!
Я–женщина,и я писать хочу,
О силе той, о самой женской главной:
О слабости,которой по плечу,
Сметать преграды,словно урагану.
Я-женщина,и мне немало лет,
И я пишу без ложного стесненья,
Пусть даже всех шокирует сюжет,
Написанного мной стихотворенья.
Я-женщина,что борется с судьбой,
Но в этой схватке побеждаю я!
И оставляю право за собой,
Писать, как я хочу, мои друзья!
Осенними листьями устлан задумчивый парк...
Осенними листьями устлан задумчивый парк,
Ни солнца, ни света, и тянет дымком еле-еле,
Смешинкой из детства сквозь серый, сырой полумрак
Доносится скрип, как судьба, беспокойных качелей.
Стремительной стайкой стрижей в небо мчатся года,
Любые надежды пусты и мертвы без стремлений,
Но страх исчезает и жизнь только в радость когда,
Ритмично сгибаешь и вновь разгибаешь колени.
Паденье-ушиб, и желание птицей взлететь,
Свобода, и радость, в любви обретенные крылья,
Движение вверх - изумительных дней круговерть,
Движение вниз - беспокойное чувство бессилья.
Полет и паренье - капризной судьбы бенефис,
Ты только толкни, когда видишь что сдаться готова,
Чуть замерло глупое сердце и ухает вниз,
Держи меня крепче! Ах! Падаю, падаю снова.
И прошлую любовь, и ту, что есть, и ту, что еще будет...
И прошлую любовь, и ту, что есть, и ту, что еще будет
Сливают ангелы в один, хрустальной чистоты сосуд,
Ночами, сбрызгивая ею лепестки цветов, а люди-
Смешные люди принимают это чудо за росу.
Ты не поверишь, что воздушные цветочные богини
Свивают блики звезд и лунный свет в серебряную нить,
Стараясь узами невидимой, тончайшей паутины
Попарно - воедино все земные судьбы крепко сшить.
Чем можно объяснить предательский румянец предвкушенья
С которым вспыхивает утром каждый раз юнец-восход,
Едва притронувшись к земле и то, с каким благоговеньем
Она к его лучам сама всем телом льнет из года в год.
И почему бледнеет небо в час вечернего заката,
И оставляет день в предчувствии конца кровавый след…
Вступая в ночь терять тепло невосполнимая утрата:
В покойно-молчаливом царстве сновидений солнца нет.
И прошлая любовь и сущая, и та, что назревает,
Которую с собой на крыльях птичьих стай несет весна,
Напоит допьяна сердца черемуховым медом в мае,
Даже тогда, когда среди живых уже не станет нас.
Метель метет, метет, метет, метет...
Метель метет, метет, метет, метет...
Снежинки густо пухом лебединым
Летят с непроницаемых высот
И на сердце ложатся легким сплином.
От лета не осталось ничего...
Или почти ...Жара июльских пляжей
Еще нет-нет, да и вдохнет тепло
В ту, что, по-вашему, осталась вашей.
Она ничья: ни ваша, ни его...
Ее сковал особый зимний холод:
Когда и старое почти мертво,
И новое без всходов еще голо.
Взойдет ли?...Там посмотрим, по весне
Пока же только стужа правит балом,
Зерну без солнца не пустить корней:
Сквозь стылый грунт пробиться шансов мало.
Метель метет и снег стеной, стеной…
Холодными живыми мотыльками,
Кружат снежинки тихо над землей,
Стеной снежинки между мной и вами.
Зябко, сумеречно, ветер
Зябко, сумеречно, ветер.
Шарф сиреневый из газа
Над землей летает, в свете
Канареечных алмазов
Фонарей линяет. Тают
Прядки белые волокон,
Росной влагой оседают
И сползают с влажных окон
Вниз. Слезится, закипает,
Разразилось горьким плачем
За бревенчатым сараем
Над нелепой неудачей:
Воробья поймать. Из дома
Мамин голос: " Где ты, доча,
Отнеси сенца гнедому"
И потом: " краюшку хочешь,
Хлеба с сахаром, горячий,
Только с печки..." Небо, небо…
Захлебнулся смех ребячий...
Мамы нет давно, а мне бы
Снова в детство, на колени
Сесть к ней и забыть о многом...
Зябко, сумеречно, тени.
Ночь крадется мимо окон.
Конец света
Когда на западе края накидки
Горячей лавою волочит бог Добра,
И облака, как золотые слитки,
Сияя, обрамляют вход в небесный храм.
С востока Зло земные преступленья
Спешит укрыть, и расправляя крылья мгла,
Нависла над землей чернильной тенью,
И ночь вонзает мириады желтых глаз
Во все живое, замолкают птицы,
И от испуга сжавшись, чашечки цветов
Теряют цвет, чтобы с листвою слиться
И раствориться в ней, крик, леденящий сов,
Созвучен с мыслью, от которой нищий
Сам содрогается: а он готов убить
Соседа богатея ради пищи,
И думает над тем, как будет дальше жить
С таким грехом, и видит на пороге,
Прикованные постоянною борьбой
За благо человека, сами боги
Хотят заполучить его любой ценой.
Взмолился он: "Всю жизнь я между вами
Как зернышко, и незавиден жребий мой:
В муку быть перетертым жерновами,
Решивших свыше управлять моей судьбой."
Оставьте вы меня в покое!" Боги
Поникнув, вышли, утомленные враждой,
Присев по разным сторонам дороги,
Решили просто насладиться тишиной.
И видят, как из-за навозной кучи,
Сцепились в драке воробьи, и до крови
Клюют друг друга « А ведь мы не лучше,
Из-за чего все наши жаркие бои?"
И улыбнувшись, обнялись как братья.
В пыль горы превратились, взвились воды рек,
Весь мир исчез от одного объятья
Всесильных и Всевышних. Умер Человек.
* * *
А если, невзначай, с лица Вселенной
Навеки, навсегда Земли исчезнет след,
И вместе с ней невзгоды жизни бренной,
Добро и зло воскреснуть смогут или нет?
Сумею ль я, мой нежный друг...
Сумею ль я, мой нежный друг,
Когда-нибудь тебя забыть,
Дышать, вздохнуть легко, без мук
И нить порвать без сожалений,
На веки вечные. И мне ль
Не знать: отныне не дано
Губам моим бодрящий хмель
Лобзаний райских, любви вино
Страстей неистовых испить
И адских налитый кубок,
До самого конца любить,
Страдать и плакать от недуга.
А в омуте тихом, а в омуте тихом...
А в омуте тихом, а в омуте тихом,
В самой далекой его глубине,
Лежит Нечто явное с дьявольским ликом,
Но недоступное взглядам извне.
И есть в этом кротком, дремотном покое,
В гладких, подернутых рябью шелках,
Какая-то странность и что-то такое,
Что навевает тревогу и страх.
Цена безмятежности - это незнанье.
Тайное кажет лицо наконец,
Когда из себя исторгает признанье
Светлого ангела темный близнец.
И в омуте тихом, и в омуте тихом
Сонные воды зазря не тревожь!
А ну как себе сам накликаешь лихо:
Расхлебывать всплывшую сладкую ложь.
Ты мне, Осень, не сверстница...
Ты мне, Осень, не сверстница,
Мы с тобой не родня,
Навязалась в наперсницы,
Но не въелась в меня.
Под окно незаметная
Прилетаешь совой-
Ночь-тоска беспросветная
Гонит сон и покой.
Час-другой за беседою
Под глухой шум дождя
Все секреты поведаю:
Что, зачем и когда...
Но едва утро новое
Просочится в мой дом,
Губы-маки пунцовые,
Улыбнутся тайком.
Я ль еще не прелестница!
Это ей слезы лить.
В небо длинная лестница:
Мне еще жить и жить.
Таинственно смотрят холодные, белые лица...
Таинственно смотрят холодные, белые лица
Сквозь призму тумана на сонное царство аллей,
Однажды ушедших, чтоб в мрамор потом воплотиться
Средь заводи тихой дворцов и могильных камней.
Веками взирают они на бегущие годы
Немой пустотой ко всему безразличных глазниц
На горе и радость, на бренного мира красоты,
На мимо снующих, голодных, прожорливых птиц.
Пустые беседки молчат и скрывают их тайны,
С фонтанов ручьями сбегают потоки их слез,
Неужто их тоже тревожили рваные раны,
Неужто они горевали, любили всерьез…
Все те же скамейки, все тот же булыжник дорожек,
И пруд тоже тот же, которых уж тысячу лет...
Все также как прежде гуляют здесь сотни прохожих,
И тот же глубокий, бесценный истории след.
***
Однажды, быть может, тебя тихим ветром я встречу,
Мы, взявшись за руки, пройдем вдоль печальных аллей,
Меня ты все так же обнимешь руками за плечи,
Тебе прошепчу: — «Я с тобой! Ни о чем не жалей»
