Марина Генчикмахер
Лирические стихи о любви и жизни
 |
Он посчитал ее письма достойными спама...
Он посчитал ее письма достойными спама,
Или умчался из душной Москвы к Селигеру...
Близкие смотрят спектакль: превращение мамы,
Нежной супруги – в кипящую злобой мегеру.
Он ничего ей не должен: нечастые письма,
Ниточки строчек, не ткань, а сплошные прорехи!
Это влюбленность? Харизма? Какая харизма!
Им не увидеть друг друга нигде и вовеки!
Господи, что за неясные силы в нас бродят,
Что за гольфстримы кружат, прорываясь наружу?
Темный поток подсознания? Вызов природе?
Или прибитые бытом тоскливые души?
Что за отрада, во имя фантома участья
Слово за словом строчить, да чтоб стиль был затейлив...
Мощный аккорд интернетно-бесплотного счастья:
Он ухмыльнулся и смайлик послал по имэйлу...
Ангел- хранитель
Ангел- хранитель! Храни меня в дождь и стужу!
Господи, что абсурдней твоих затей?
Как ты послал охранять наши злые души
Самых наивных, нежных своих детей!
Им, эфемерно чистым, почти крахмальным,
В грязные груды нестиранного белья.
Ангел мой плачет, когда я дышу нормально.
Как же он выживет там, где заплачу я?
Остроугольно-праведный, он не знает
Сколько навоза нужно для пышных роз.
И технология счастья у нас иная.
Нужно уметь крутиться, чтоб жить без слез.
Что ему мерить небесным своим аршином?
Как уберечь стерильность в потоках лжи?
Я-то срослась с эпохой - стальной машиной,
Жадно сосущей соки моей души.
Трудно придется,- я зубы оскалю, взвою,
Но не позволю жизнь оборвать, как нить.
Ангел-хранитель плачет над головою.
Ангел-хранитель! Как мне тебя хранить?
В этом доме опустелом...
В этом доме опустелом
Все не так и все не кстати:
Бродит тетка с дряблым телом
В старом байковом халате.
Бродит с миной невеселой,
Ест не вовремя и пресно,
Потому как разносолы
Для себя - неинтересно.
Ни к чему ее репризы,
Ни к чему ее капризы.
Ждет ее квадратом сизым
Невключенный телевизор.
Телевизор - это средство
Ощутить себя живою,
В чью-то юность, в чье-то детство
Завернувшись с головою.
Позабыв, что чудо-юдо
Караулит Несмеяну...
Я сама такою буду...
Я сама такою стану...
Выживают духовно куцые…
Выживают духовно куцые…
Из отчаянной и бесстыжей
Я упорно леплю Конфуция,
Да такого, чтоб был пониже.
Для чего я калечу птенчика,
По себе ее переделав?
Все поглядываю за плечики
В ожидании перьев белых,
Все талдычу, учу беззлобию…
Горек опыт, да только толку!
Все по образу и подобию,
Без оглядки на злого волка,
Чтоб дорога – лазурной лентою
Мимо белых, лепных ампиров,
Чтоб какой-то, увы, не Лермонтов
Костерил ее: «Не от мира».
Неужели так близко личное,
Что под страхом душевных срывов:
«Будь как я, моя горемычная!»,
А могла бы, как все, счастливой…
Девчонка в хитоне
В. Дроботу
Девчонка в хитоне
Играет которые сутки.
Мотив незатейлив,
Но что ожидать от свирели...
Обычная дудка –
Не сложная аппаратура,
А я, будто дура,
Пытаюсь хоть что-то расслышать.
А город вокруг и во мне оглушительным фоном,
А город звучанием полон по самые крыши:
Бранятся таксисты,
Визжат тормоза лимузинов,
Чуть дальше джазисты
Насилуют медь саксофонов,
Динамики из магазинов –
То роком, то рэпом,
Волна за волною,
И так до бездонного неба.
Девчонка в хитоне,
Кого ты пытаешься тронуть?
Мотив твой наивен,
Красиво, но, в сущности, штампы.
А нам бы хотелось еще не звучавших созвучий,
А нам бы хотелось сложнее, покруче,
А нам бы...
Не зря композиторы трудятся над партитурой:
У них за плечами пласты музыкальной культуры,
У них за плечами тома музыкальной науки,
И чтó твоя дудка, дыханье, и чтó твои руки?
За ними бессмертная слава – взгляни на афиши!
Ну кто твою дудку расслышит,
Девчонка в хитоне?
Девчонка в хитоне с утра проиграла напрасно
Для нас, для таксистов, для грязных сердитых бездомных,
А мы с удивленьем угрюмым на дудку смотрели,
Джазисты, оркестры, к чему неуместные трели?
Пока не зажглись над проспектами желтые лампы,
И я вдруг расслышала тонкие звуки свирели,
В безмолвии темном
Звучавшие просто и ясно;
И мне расхотелось искать в этой музыке штампы.
И мне показалось, что я эту девочку помню…
Я люблю тебя!
Ты со мною - одно! Ты как будто частица меня,
Ты со мною, когда я окно по утрам открываю,
Ты со мною, когда тишину прерывают трамваи,
Их вагоны плывут сквозь туман не расцветшего дня.
Ты со мной, по каким бы предметам мой взгляд не скользил,
Когда птицы фантазий летят к неизвестному краю,
Я с тобой и маршруты и трассы невольно сверяю,
Ты - как вечный источник моих вдохновений и сил.
Начинается день. Словно волны, наткнувшись на риф,
Пешеходное море сгибает у каждой конторы,
Над квадратом стола расцветает квадрат монитора
Начинается танец холодный мерцающих цифр.
Мы всё время спешим... До чего надоели дела,
Суета, маета, механический звон телефона...
Глянь - прозрачные кроны подёрнулись нежно-зелёным,
А невзрачная яблонька будто невеста бела.
В белоснежных ветвях, собираясь, сгущается свет,
Каждый нежный цветочек любовью и счастьем лучится.
Что расцветшему деревцу наши унылые лица,
Если ветер весенний сверкающим солнцем согрет?
Мотыльки лепестков вслед за ветром рванут в небосвод,
Там нарядная синь, там и воздух прозрачней и чище,
Понимающим взглядом их молча проводит Татищев,
Старый бронзовый Генин им вслед незаметно вздохнёт...
Улетят и растают... Как топот хрустальных копыт
Звон спешащих минут. Их ничто не удержит на месте.
Обещания...признания...а всё же, по счастью, мы вместе,
Наш любовный кораблик ещё не разбился о быт.
Сколько пылких признаний! Признания - слова, и порой
Ты легко их роняешь и также легко забываешь...
А серьёзные чувства-как мощная рудная залежь,
Ты её не заметишь под толстой земною корой.
Впрочем, что рассуждать? Ведь себя всё равно не поймёшь,
У рассудка одни, а у страсти другие резоны.
Но летим как весенний, никем не предсказанный дождь,
Омывающий улицы мокрой волною озона.
Отгремит первый гром, и опять над землёй благодать,
Лишь дождинки, как яркий стеклярус сверкают повсюду.
До чего хорошо по весенним бульварам блуждать,
Удивляясь расцветшим деревьям и солнцу, как ЧУДУ!
В каждой крохе дождинки сияньем наполненный мир,
Как под крохотной линзой - и солнце и лица и город.
Этот призрачный мир, как влюблённый, и счастлив и молод,
В нём не хочется думать о сером пространстве квартир...
От зари до зари вдоль по улицам бродит весна,
Засыпаешь в трамвае, ведь день упоительно долог,
Он исполнен стихами о счастье, поэтому дорог
И для этих восторгов любая тетрадка тесна.
Крыша солнце закроет, и город утонет во мгле,
Но весна не пройдёт. Да и день-это попросту повод,
Чтобы вновь прошептать: я люблю Тебя, сказочный Город,
Самый лучший на этой цветущей весенней земле!
Севилья, вечер, рокот кастаньет...
Севилья, вечер, рокот кастаньет,
Пыль с каблуков, кружась, летит в бокалы
Как яростно пути свои искала
Та девочка, которой больше нет!
И как великолепен, как жесток
Мир, где поныне царствует сиеста,
Где непристойны, но эффектны жесты,
И кастаньеты щелкают, как рок.
Нам весело. Нам, право, все равно
То, что Кармен на сцене старовата.
Названия Севилья и Гранада
Пьянят острей, чем легкое вино.
Великодушно нами прощены
И безыскусность, и огрехи танца.
Нам нравится беспечно восторгаться.
Мы непричастны, мы со стороны.
Блаженствуем: ведь это не со мной!
Следим за переменой одеяний…
Не слыша аритмичного дыханья
Судьбы, чечетку бьющей за спиной.
Антуанетта
По вощеным дощечкам паркета
Блики света и дробь каблуков.
Как танцуется, Антуанетта,
На изломе кровавых веков?
Кринолины роскошны сверх меры.
Элегантно-остры каблучки.
У лощенных твоих кавалеров
Маслянисто-покорны зрачки.
Неужели в их жестах картинных
Ты не чувствуешь кровью живой:
Символ равенства - нож гильотины
Занесен над твоей головой!
Завтра смерть. А над смертью не властен
Ни король, ни святой, ни Христос.
Так танцуй же! Выдумывай страсти!
Пей взахлеб и целуйся взасос!
Что там нынче орут голодранцы?
И свобода, и счастье - слова.
Голова закружилась от танца.
Неотрубленная голова!
Дочке.
Ей наука земная не впрок:
От нектара любви тяжелея,
Мельтешит наша легкая фея,
Как колибри, с цветка на цветок.
Теплым ветром ее занесло
В мир мерцающих радугой пятен,
Где с добром конкурирует зло,
Но для феи их смысл непонятен.
На такую и гневаться грех:
Может - ангел, а может - звереныш.
Так бубенчик: нечаянно тронешь,
А в ответ или плач, или смех.
Или взмах мотыльковых ресниц
Непокорно-бесшумных, как вызов...
Вся душа-то ее из капризов
Да из трелей неведомых птиц.
И она вслед за ними поет,
То проказит, то смотрит с любовью...
Что ж ты, мамка, нахмурила брови,
Разворчавшись на чадо свое?
Это счастье, а счастье, как дым.
Лето сменит ноябрь, но покуда
Называй ее чудом своим
И блаженствуй причастностью к чуду!
