Алина Марк
Лирические стихи о любви и жизни
Скучаю
Я без тебя скучаю, любимый… Слышишь?
До нереальных снов, до улета крыши.
Сын шелохнется рядом, ворча, мол – тише…
«Да», – улыбнусь, – «Конечно… прости меня».
Это безумство? Может быть… несомненно…
День, как наркотик, молча сжигает вены,
Я запираю мысли – они сквозь стены
Снова сочатся, душу мою дразня.
Ночь наступает, жгуче и нестерпимо.
Время стекает слишком невозмутимо…
Ставлю себе диагноз – неизлечима.
Кажется, я навечно сошла с ума
(Если и был он… впрочем, когда-то – точно…)
Перебираю, слово за словом, строчки,
Боже мой, боже, я дохожу до точки,
Но все равно твержу – разберусь сама…
Нет… потеряла голову… слишком поздно!
Мне отыскать бы выход (дорогу?.. мост?..), но
Я заблудилась, я вопрошаю звезды,
Чтобы не думать: то, что ты рядом – честь?
Просьба? Молитва? Выдох на полустоне?..
И в перерывах меж чередой агоний
Пью по глотку тепло из твоих ладоней.
…Знаешь, они – единственное, что есть.
Ива
Штормовое. И ветер в стены.
Кулаками по кровле зданий.
Ливень в луже взбивает пену.
У стихии пора свиданий.
Это ночь сумасшедшей страсти
тех, кто не был ни разу сломлен.
Бьются венами на запястьях
неба молнии… пульс ли, гром ли?-
растворяется все – и время,
и надуманности и память…
Мы проснемся уже не теми,
осеняемые клинками
дождевых серебристых линий.
Черный лаковый блеск асфальта,
Окоём – нереально синий,
как кусочки старинной смальты…
Я тебе улыбнусь счастливо.
Мир так ярок и многоцветен.
За окошком трепещет ива,
провожая усталый ветер…
Тишина
Когда от тишины звенит в ушах и зимний сон окутывает души,
ты, кажется, боишься сделать шаг, чтоб хрупкий мир случайно не разрушить.
И сотни звёзд - висящих в небе крох - глядят, следят без устали с тревогой:
чем отзовется твой усталый вздох?..
Смотри вперед - над выстывшей дорогой
танцует ветер в мире пустоты, сплетая в легком ритме свет и тени.
И замер снег, как белые листы, хранящие не летопись мгновений,
а память позабытых прошлых лет - но вряд ли ей удастся проявиться!
А в небе млечный путь - как зыбкий след летящей в тучах лунной колесницы...
Проще...
Я не умею быть такой, как эта девушка с обложки,
Мне не привыкнуть к суете великосветской мишуры.
Чего уж проще - ужин, стол, смахнуть оставшиеся крошки,
Помыть посуду, да окно закрыть плотней от мошкары…
Я не сумела стать другой. Всего лишь - та, кто будет рядом.
А после... После – хоть потоп. Забавно, но - сочту за честь
Вот это право: понимать тебя с полслова. С полувзгляда.
И говорить, что если мир летит к чертям, то все же – есть
Хотя бы я… И знать, что ты всегда заботишься о главном,
И помнить мелочи самой – привычки, вкусы, ерунду…
И принимать тебя - тобой, любым: немножечко тщеславным,
Чуть-чуть наивным… И ценить. И верить – лучше не найду.
И знать: того, что нет во мне, отыщешь без труда - с другими.
И провожая, прочитать сквозь твой, до слез родной, прищур,
Что ты опять уходишь к ней, вот к той… забыла… как, бишь, имя?
Хотя неважно.
Просто - к Ней.
Но я опять тебя прощу…
Февраль
Над высохшей землей крадется снег,
Бестрепетен, бесстрастен и бесплотен.
И белый край у выцветших полотен
Застывших окон – больше. Как во сне,
Лунатик-ветер бродит по дворам,
Ощупывая ребра подворотен,
И в поисках единственной из сотен
Ладонью проводя по номерам…
А я опять пишу тебе о том,
Как день прошел. Про то, что снова снилось,
Что мы с тобой, и этот сон как милость,
Ниспосланная - небом? снегом? льдом,
Мерцающим на стеклах? Нет, едва ль…
…Вскипает чайник, - влага на металле, -
И глушит шепот: «Слышишь, я тебя лю...»
Хотя что толку…
Холодно.
Февраль.
Дурочка
Мне даже не вспомнить сейчас, как тебя звали.
Тупела толпа под жесткие ритмы техно.
У стойки, мерцая, струился ажур стали.
Я сыпала в темень зала игривый смех, но
Ты впитывал выжатой губкой мои фразы,
Почти случайно касаясь рукой коленей.
Я – дурочка. Мне бы – забить и свалить. Сразу.
Так нет же (спасибо, конечно, моей лени!)…
Ну, вот, дождалась: «Пойдем пообщаться, крошка?
Нет-нет, ненадолго! Просто тут слишком шумно...
Сюда, в коридорчик…Выпьешь со мной? Немножко!»
…Потом говорил – и, кажется, вроде, умно -
Что в этой провинции - плесень, тоска, скука…
Что надо испробовать все, мол, пока молод…
…Упорная жадность рук…
«Да заткнись, сука!..»
Тугие толчки внутри…
Через куртку – холод
Стены. На полу, затоптанный, тонет в луже
Оборванный край рекламы музеев Осло.
…А что я хотела?! Дурочка, говорю же…
…Так вышло, малыш.
Пора становиться взрослой.
По лезвию
Кто я в твоей судьбе - половинка? Треть?
Не говори ответ, не гляди назад -
мне ведь не надо многого – посмотреть
и отразиться светом в твоих глазах,
тысячи истин сотканы в полотно,
стянуты так, что, вслушайся, мир трещит…
Пей, мой усталый рыцарь, свое вино,
выбери, кто я все-таки - яд ли? Щит?
Небом и хлебом связаны на века,
помнишь, касалась радуга наших плеч?
Рыцарь, мой рыцарь, что же твоя рука
тянется к ножнам, где задремавший меч
слушает песни призрачной тишины,
ты …ты – посмеешь?
Древних заклятий звук
смажется шорохом - полночь вползла в окно…
Что ты, опомнись, выпусти меч из рук,
чую, он пахнет кровью…
Пойми одно –
сталь холодна, но голос живой души
в ней отзовется эхом чужих скорбей…
…ты сделал выбор? Что же, тогда - спеши,
я распахнула ворот, любимый.
Бей.
Принцесса
Мне проснуться бы, только оно - не сон…
Возле леса крестьяне растили рожь.
На опушке наш замок сверкал, как брошь.
А потом прилетел дракон.
Говорили, что страшен, зубаст и сер.
Говорили, что разом пол-поля сжег.
Дескать, карой такое послал нам бог
(Что ж других не придумал мер?..)
И молился в церквушке народ пять дней,
Откупиться хотели скотом/зерном,
Напоить предлагали его вином…
…Но, как стал горизонт красней,
Он пронесся опять над селом - окрест
И дома и амбары черны, как смоль…
А сегодня с утра мой отец, король,
Повелел мне: «Прими свой крест,
Ты не замужем, значит, считай, одна.
Чтобы люди совсем не сошли с ума,
Завтра к ночи к дракону пойдешь сама.
Решено. Замолчи, жена!»
…Мне не верилось...Вдруг...умирать…вот так?..
Я упала у трона: «Зачем, отец?!..
Лучше к первому нищему под венец!..»
…Но на башне спускали флаг,
И крестилась прислуга, не пряча глаз,
И тихонечко плакала в зале мать.
Но про слёзы отец не желал и знать…
Он король. Он решил. Приказ…
…Замирающий лес поглощает тьма.
Я стою у пещеры у озерка…
Скрип и скрежет все ближе…
И дрожь в руках…
Боже… вот он…
Помилуй!..
Ма…..
Танго
Время выткало саван из сизого льна.
Оттого и стираю свои имена.
Отпечаток помады и капля вина
на мерцающих гранях бокала.
Bon voyage, мой оставшийся в прошлом король,
я не вспомню твой номер, забуду пароль.
Это больно, не спорю, но к дьяволу боль!
Изогнется ленивым оскалом
златокованный месяц за клочьями туч.
Забирай - возвращаю подаренный ключ.
Называй, как захочется – бунт или путч, -
это свойство характера, милый.
Говори, что вести себя так - не с руки,
распиши комплименты в линейках строки:
я отвечу, слегка подпилив коготки,
что совсем ни о чем не просила.
И продолжится танец по тропам души,
ритмы танго – дурманящий дым анаши,
это весело, правда, мой ангел? Пляши,
мы на сцене, и публика просит
продолжений банкета эмоций и чувств,
обними, наклонись – отвернусь, промолчу,
прижимаясь щекой к золотому плечу.
Оброню равнодушное «Prosit!»,
на «Спасибо за то, что…»/придумаешь сам/.
Мой кораблик мечты изорвал паруса,
бесконечно устал выбирать полюса…
Но пока что тонуть не к лицу, и
смесью света и тьмы дорисую портрет,
белой плесенью льда покрывая багет,
Усмехнусь перед выбором: «да» или «нет».
Это танго, месье.
Потанцуем?..
Она вернется
Бежала зима -
опальная фаворитка.
Цепляясь за
ветки, в клочья рвалась одежда.
Терялись следы в
распутице за калиткой,
и пачкались
вешней грязью ее надежды.
А вслед воробьи
чирикали заполошно,
безжалостной
стайкой следом перелетая.
И кто виноват,
казалось бы - в чем оплошность?
Буквально недавно
лед, как стена литая,
Стоял на озерах,
ветер писал портреты
бесстрастных
сугробов, маршалов белых конниц
Стремительных
вихрей - в атлас и шелк одетых.
И верилось -
вечно их будут и чтить и помнить.
Но как коротка та
память!
Две-три недели -
знамёна сменив, зелеными кисеями
Укрылись леса.
Того ли они хотели - цветов и травы?
... Змеящимися
ручьями
Она убегала,
прячась, как мелкий жулик - раз небо уже готовило плеть и клетку...
... Но солнце
стирало слезы с ее сосулек и тихо шептало:"Ты возвратишься, детка..."
Набросок одиночества
Она была необычной. Заметной. Стильной -
в один оттенок и сумочка и мобильный.
Глаза лукавые, можно сказать, субтильна.
И все летела, как бабочка на огонь…
Она из породы неугомонных кошек,
таких это внешне кукольно-милых крошек,
в зрачках у которых – эхо от сладкой дрожи,
и спрятанная усмешка: «попробуй-тронь…»
Она казалась многим до жути странной,
и вечерами плескалась часами в ванной,
всегда мечтая украсить запястье раной,
еще решить бы, откуда начать, и чем –
красиво, верно, кафельная стена и
цепочка капель…Слышишь, как ночь сминает
в ладонях мысли?
Утром, совсем иная,
она у зеркала молча наносит крем,
и ставит чайник – ровно на чашку кофе.
Свободно и независимо. Чем не профи
в искусстве распинания на Голгофе
себя самой в хрупкой утренней тишине?
И это вот одиночество - чем не средство,
единственно верный способ расстаться с детством,
оставив долю цинизма себе в наследство
и жажду вешаться. Завтра же. На ремне
от фирменных джинсов с лейблом и прочей мутью…
Сидишь тут, как попугайчик, глядишь на прутья,
а клетка - теснее, уже… Хотя не суть, и
живут другие похуже в десятки раз…
Ну нет, пожалуй, вроде бы все нормально,
пускай одна, - и чего? Велика печаль! Но
впадать в депрессию в общем-то, аморально…
Звонок.
Ответит презрительно, парой фраз
пошлет бой-френда под пригороды Парижа,
а если точнее - куда ему будет ближе
всего, у пояса, на дециметр пониже.
И бросит трубку. Все.
Поздно.
Ждала - вчера.
Посмотрит в окошко. После - вздохнет устало.
Добавит немного сахара: ложка - мало…
И усмехнется печально: «Я так и знала.
Не зря казалось - жизнь чересчур щедра».
Она не привыкла плакать без их свиданий,
да, ей пополам количество оправданий,
и личность, не оправдавшую ожиданий,
она стирает. Бесстрастно и быстро. Влёт.
А дальше все как обычно: метро-работа.
Водитель, притормозивший у поворота.
«Чего ты такая?» - в офисе спросит кто-то…
И может, тогда она ему не соврёт…
Кружевница
Пела мне песни простенькие синица,
душу кололо – пуще, чем власяницей.
Время сползло тоской по моим ресницам…
Вновь мурава
вплетается в кружева:
Вьется себе узор, за петлей петелька.
Ветер качает месяца колыбельку.
Прошлое канет - не просмотреть и мельком,
тонет на дне
у памяти, в тишине.
Там, под сухой листвой прорастали тени
бабочек, после снегов залетевших в сени.
Как хохотала, прячась в кустах сирени,
девка-весна
в одежке цветного льна!..
Следом зашла зима ко мне- в платье белом…
Глупая, на жениха погадать хотела,
ей так мечталось о молодом да смелом,
чтоб он к другой -
ни мысленно, ни ногой…
Осень была, совета просила чинно..
Я для нее зажгла в уголке лучину,
кинула камни рунные на овчину,
дескать, о том,
что будет – скажу... Потом
лето влетело, ясным огнем пылало.
Счастьем светилось, ярким, зовуще-алым.
Только кремень разбило судьбы кресало,
словно назло.
Наверно, не повезло.
Воспоминания - на «раз-два-три-четыре»
слепо блуждают в сумеречном эфире.
Все, что осталось лучшего в этом мире -
Свет да покой.
И кружево под рукой…
Мир снов
Иногда я тебя ненавижу. За те имена,
Что не дал мне, за нежность, которой делился с другими.
Проходя по запутанным улицам старого сна,
Погружаюсь в прошедшее... там, в отлетающем дыме
По-иному сегодня видны и слова, и дела.
Только разве способны они изменить хоть минуту
Завершившейся жизни? Бесстрастная тусклая мгла
Застилает дорогу. И кажется мир почему-то
Слишком серым и плоским — как будто его рисовал
Неумелый художник, забывший палитру и кисти.
Сквозь обломки машин обесцвеченный лунный опал
Усмехаясь, глядит, на обвалы незыблемых истин -
Вот таков он, мой город. Безмолвно чернеет вода
В обмелевших каналах. Стена цвета старого мела -
Подбираю обломок, безвольно пишу: «Иногда
я себя ненавижу — за то, что иной не сумела
Ни казаться, ни быть...» И пускай я все та же во сне,
Что и раньше - немного наивная, злая, смешная.
Но проснусь и скажу: «Это только штрихи на стене.
О которых, прости, ты уже никогда не узнаешь.»
Задумчивое
Оставайся и будь, если ты не сумеешь иначе,
Не отчеркивай красным количество прожитых дней.
Может, люди вокруг на порядок мудрей и умней,
Может, время, дождями хлеща, загоняет коней,
Может, просто ноябрь о листве опадающей плачет -
Оставайся и будь. Силуэтами тающих чаек
Улетает за серые тучи и гаснет печаль.
Посмотри как с восходом светлеет небесная сталь!
Слишком просто - поверить, что прошлого вовсе не жаль,
Но намного сложнее - шепнуть, выдыхая: "Прощаю..." -
И суметь отпустить. Это тайная женская суть,
Помесь мистики c мудростью: жить, узнавая по лицам
Даже тайные мысли.
И ты, не боясь заблудиться,
Расправляя крыла, поднимаешься утренней птицей -
Разрешая себе же самой:"Оставайся и будь"...