Светлана Ширанкова
Лирические стихи о любви и жизни
 |
Хоть порвись на клочья...
Хоть порвись на клочья, хоть наизнанку вывернись –
Не спасти, да что там, просто не удержать.
У неё в глазах живёт золотая искренность,
Что куда больнее выстрела и ножа.
У её кошмаров – запах вина и жалости,
У бессонниц – привкус мёда и молока.
Будешь плакать? пить коньяк? умолять? – Пожалуйста.
Только лучше молча выпей ещё бокал.
Безысходность дышит яблоком – до оскомины,
Голубые луны светятся горячо.
Ей судьба давно отмерена и присвоена
Инвентарной биркой-лилией на плечо.
Да куда ты – брось рюкзак, не спеши, успеется.
Положи на место ключ... я сказала – брось!
Это ей – дорожный знак, ветряные мельницы
И чужие жизни, прожитые насквозь.
А тебе – июльский вечер в саду под вишнями.
Сигарета, тремор пальцев, искусан рот.
Это больно, чёрт возьми, становиться лишним, но...
Потерпи, пройдёт. А может быть… нет, пройдёт.
На семи ветрах
На семи ветрах, на облаке, на отшибе
Есть тесовый рай под каменными крестами.
В том раю живут железные птицерыбы –
Голубые очи, когти дамасской стали.
Птицерыбы смотрят с дерева-иггдрасиля,
Что цветет как верба, хоть по рожденью – ясень,
Человечью душу в небо уносят силой,
А потом кладут к себе в золотые ясли,
И поют ей рыбьи песни о льдах и скалах,
И читают птичьи притчи высоким слогом…
Обомнут, растянут, вылепят по лекалу –
И уронят вниз уже не душой, а богом.
Но не тем, с заглавной буквы (не будем всуе),
А – попроще, смертным, маленьким, бестолковым,
Чтобы слепо трепыхался в земном сосуде,
Птицерыбье сердце ранил каленым словом,
Горевал и плакал, грезил о небывалом,
Порывался сбросить призрачные оковы...
Птицерыбы смотрят ласково и устало
На мальков Творца – бескрылых, бесплавниковых.
Осторожно, злая ХХХХХХ
Да и к чёрту чужую нежность, чумную жалость,
Оголтелую жажду, жасминовый летний снег –
Это финиш, девочка. Выдохни: добежала.
А теперь – на старт, начинаем второй забег.
По загривку – дрожь, неизвестность хохочет в спину.
Настигают, слышишь? Быстрее, ещё быстрей!
Позади асфальт закипает и воздух стынет,
Осаждённый город плавится на костре,
Из багровой тьмы выбираются смерть и голод.
Как бледны их кони, как вычурны удила!
Но страшнее всех та, что следом спешит на волю.
Да беги же!!! Впрочем, поздно. Она пришла.
Всё равно догонит, обрушится смрадной тушей,
Подомнёт, раздавит, сломает тебе хребет.
Да, любовь. Увы, такая. Бывает хуже.
Я прошу, поверь – бывает намного хуже…
Нет, прости, нельзя показывать на себе.
К вопросу о ловле драконов на блесну
Ты вдыхаешь горький запах моих волос:
сигаретный дым, выхлопные газы.
Чудо кончилось, счастье вытекло, не срослось.
Как ты думаешь – может быть, лучше сразу?..
У меня, поверишь ли, кроме слов и слёз –
ничего за пазухой,
да и слёзы, увы, сухи
и на вкус отдают трухой.
У кого-то слова – грехи,
а мои полны чепухи
и шуршат во рту шелухой.
Не выходит нежно, тонко. Едва коснусь –
ножевая рана, абсцесс, удушье,
гаснет свет, идёт в пике нитевидный пульс,
медсестра уходит курить снаружи,
некролог, поминки, и водка пресна на вкус,
как вода из лужи.
И любовь, и нежность – в крошку под каблуком.
Я давлюсь густым молчанием ни о ком.
А тебе мои слова – прошлогодний снег,
календарь погоды на время оно.
Ты приладишь леску к самой большой блесне
и пойдёшь на крышу ловить драконов,
вышивать на небе звёзды, гулять во сне
по чужим балконам
(чьё-то счастье с руки кормить,
чей-то страх унести с собой),
из кармина, лазури, хны
сотворить на коленке мир –
жёлтый-розовый-голубой,
бросить всё и нырнуть в закат
за воздушным змеем...
Я останусь ждать.
Только это я и умею.
Тот, кто меня не ждет
Мне бы сегодня – прочь через черный ход,
Слушать охрипший рэп водосточных труб.
Рядом присядет тот, кто меня не ждет,
Выбросив в урну вялый цветочный труп.
Руки в карманы, плечи нахохлив – шаг
В звездную крошку, гравий небесных сфер.
Он мне подарит синий воздушный шар,
Я ему – тайну мертвых богов и вер.
Будем искать гнездовье озябших лун,
Прыгать с разбега в пропасть – не надо ржи!
Хлопают шкоты ветреных яхт и шхун,
Встанешь к штурвалу? Нет? Значит, будешь жить.
Утро на крыше мявом встречает кот,
Вниз по наклонной катится шарик-мир.
В завтра уходит тот, кто меня не ждет,
Я остаюсь в сегодня, где были – "мы".
Вот и все - мы по разные стороны...
Вот и все – мы по разные стороны
И мечты, и желания жить.
Как попало на части разорваны –
Не сплести, не срастить, не зашить.
Пламень страсти победно-неистовый
Задыхается в смрадном плену
Под предательством, ложью, убийствами
В непоследнюю нашу войну.
В нереальность к источнику горькому –
Раствориться и к черту забыть
Так отчаянно рвешься... Да только вот
Я тебя не могу отпустить.
Костью сломанной, нервом обрезанным
Дотянусь, не позволю уйти,
Пусть мне смерти щербатое лезвие
Перерубит другие пути.
Воскресая в мучительном зареве,
Я таращу слепые зрачки:
Круг стотысячный – ада ли, рая ли,
И прошедшего счастья клочки.
Светотень
Светотенью рисую следы
На неровной бумаге рассвета.
Посмотри, узнаешь? Это ты
В тонкой рамке сгоревшего лета.
Предсказателем средней руки
Я судьбу для тебя разукрашу,
Где любовь и надежда – близки,
А потери и горе – подальше.
Угольком по ладони черта
Вместо данной (от бога? от черта?),
Для того чтоб в пределах холста
Белый цвет перевешивал черный.
Только я никудышный пророк
И художник, как видно, не лучший.
Из разбившейся чашки потек
Выползает кофейною гущей.
Что ж, попытка – не пытка, mon cher?
Да, не вышло... знать, опыта мало.
Я к дивану подвину торшер
И вино разолью по бокалам.
Будем пить провиденью назло
И у пифий совета не спросим...
Светотенью распишет стекло
Рыжей кошкой пришедшая осень.
Янтарный город
Поздно. Глаза закрывай и спи. Мама сказала – хватит.
Слышишь, зубастые звери-сны лезут из-под кровати?
Клацают когти, скрипит хитин, гложет в подбрюшье голод.
Значит, настала пора идти в светлый янтарный город.
Ночь – это время для тех, кто смел. Ты не боишься, мальчик?
Рыба-луна вынимает мел, станет дорогу пачкать.
Нам заблудиться никак нельзя в мороке серых буден.
Главное, ты не смотри назад – мамы с тобой не будет.
Ну, собирайся – чего ты ждешь? Видишь, вдали над башней
Радужный мостик рисует дождь – теплый, почти домашний.
Лето настало еще вчера, вечером будет праздник.
В палевом небе шалят ветра – змеев бумажных дразнят.
В окна мансарды – медовый свет, можно черпать руками.
Только… отсюда дороги нет, чтобы обратно. К маме.
Зимняя сказка о солнечном зайчике
Снежные сны на замерзшем асфальте,
Голые ветки в обрывках ненастья.
Где-то сорвется в подтаявшем марте
Звонкой сосулькой внезапное счастье.
Скряга-зима под сугробами прячет
Солнечных зайчиков скудную горстку,
Только один самый маленький зайчик
Дерзко блестит золотистою шерсткой.
В небе унылом на серой перинке
Скучно сидеть шалуну и задире -
В салки играет с залетной снежинкой,
Прыгает вором по стеклам квартирным.
Солнечный зайчик к зиме не линяет –
Шкурка весьма восприимчива к стуже;
Значит, скачи с воробьиною стаей
В синюю даль по декабрьским лужам.
Грейся пугливо на детской ладошке,
Рыжий осколок сгоревшего лета.
Вечер стирает тебя понемножку
Буйством реклам, вакханалией света.
Сальто отчаянья в воздухе звонком…
Век твой недолог, хоть весел и ярок.
Хрупкой задумчивой рыжей девчонке
Можно тебя принесу я в подарок?
По личному вопросу
Вам не случалось лично
встретиться, скажем, с богом,
пусть не из самых важных?
Может, хотя бы мельком?
Хриплое: «Кто там? Welcome!»
Тронуть ладонью влажной
(как бы не вышло боком)
хрупкую лапку птичью
в тёмных пигментных пятнах.
«Кофе?» «Нет-нет, не стоит»
Вы по какому делу?»
«Мне не хватает…» «Ясно.
Славы, послушной паствы,
счастья, здоровья, денег?»
«Веры» «Могу устроить»
«Сколько?..» «У нас бесплатно.
Ну-ка, сейчас запишем:
веры во что конкретно?
Признаки, свойства, сила?»
«Как всё непросто, боже.
Можно подумать?» «Что же
вам так мешает, милый?»
«Крылья. А что, заметно?»
«Кто вы?!» «Я ангел. Бывший»
