Игорь Царев
об авторе
страницы 1 2
Лирические стихи о любви и жизни
Я верю... Когда все
неладно, обидно и больно, Когда
незадача ломает и гнет, Я верю наивно,
что звон колокольный Развеет дурман и
беду отпугнет И даже когда
пустоты канительной Уже не хотят
отражать зеркала, Я все-таки верю,
что крестик нательный Меня сохраняет от
лиха и зла. Я знаю: напрасно
лукавит дорога, Петляя у кромки
болотной воды… Мне желтые пятки
распятого Бога Сияют как две
путеводных звезды. Часы Все по часам - и плачешь,
и пророчишь... Но, временем
отмеченный с пеленок, Чураешься и
ролексов, и прочих Сосредоточий
хитрых шестеренок. Они не лечат -
бьют и изнуряют. И точностью, как
бесом, одержимы, Хотя, не время
жизни измеряют, А только степень
сжатия пружины. И ты не споришь с
ними, ты боишься - И без того
отпущенное скудно! Торопишься,
витийствуешь и длишься, Изрубленный
судьбою посекундно. Спешишь сорить
словами-семенами - Наивный,
близорукий, узкоплечий, Пока часы иными
временами И вовсе не лишили
дара речи. Баллада о троих Когда страна еще
ходила строем И все читать
умели между строк, На пустыре
сошлись впервые трое, Деля по братски
плавленый сырок. Мы что-то
возводили, водружали И снова разрушали
впопыхах, А трое неспеша
"соображали" За гаражами в пыльных
лопухах. Несуетное это
постоянство, Пока другие
расшибали лбы, Преображало
маленькое пьянство Во что-то выше
века и судьбы. Менялась власть,
продукты дорожали, Казалось, все
трещит на вираже!.. А эти трое - там,
за гаражами - Незыблемыми
виделись уже. Вот и сегодня, в
шелковой пижаме, В окошко глянет
новый печенег, А трое,как
всегда, за гаражами Несут свой
караул, закоченев. Пусть их имен не
сохранят скрижали И троица не
свята, но, Бог весть, Спокойно
засыпайте горожане, Пока те трое пьют
за гаражами, Хоть капля смысла
в этом мире есть. Забываем... День вчерашний
забываем в простодушии своем, Словно брата
убиваем или друга предаем. Что там явор
кособокий, что усталая звезда, На беспамятстве и
боги умирают иногда. Под больничною
березкой ходят белки и клесты, А за моргом – ров
с известкой, безымянные кресты. Там уже и Хорс, и
Велес, и Купала, и Троян… Только вереск,
вереск, вереск нарастает по краям. Прячет память под
бурьяном перепуганный народ, А беспамятная яма
только шире щерит рот: И юнца сглотнет,
и старца... Отсчитай веков до ста, Рядом с Хорсом,
может статься, прикопают и Христа. Все забыто, все
забыто, все прошло, как ни крути, Только лунный
след копыта возле млечного пути, Только Волга над Мологой, кружит черною волной, Только небо с
поволокой, будто в ночь перед войной… Скрипачка Две чашки кофе,
булка с джемом — За целый вечер
весь навар, Но в состоянии
блаженном У входа на
Цветной бульвар, Повидлом губы
перепачкав И не смущенная
ничуть, Зеленоглазая
скрипачка Склонила голову к
плечу. Потертый гриф не
от Гварнери, Но так хозяйка
хороша, Что и в
мосторговской фанере Вдруг просыпается
душа, И огоньком ее
прелюдий Так освещается
житье, Что не толпа уже,
а люди Стоят и слушают
её... Хиппушка, рыжая
пацанка, Еще незрелая лоза, Но эта гордая
осанка, Но эти чертики в
глазах! Куриный бог на
тонкой нитке У сердца отбивает
такт И музыка Альфреда
Шнитке Пугающе бездонна
так...
Снежный романс Стежка дорожная,
снежная, санная, Вдаль убегает,
звеня, Где моя милая,
нежная самая, Ждет не дождется
меня. В маленьком
домике с желтою лампою Дверь приоткрыта
в сенцах. Старые ели
тяжелыми лапами Снег обметают с
крыльца. Печка натоплена,
скатерть расстелена, В чарку налито
вино... Что ж ты,
любимая, смотришь растерянно В белую тьму за
окно? Ночью недужною,
вьюжною, волчьею, Над безымянной
рекой, Смерть я не раз
уже видел воочию, Даже касался
рукой. Но не печалься об
этом, красавица, Стихнет метель за
стеной! Пусть ее беды
тебя не касаются, Дом обходя
стороной. Я не такой уж
больной и беспомощный, Вырвусь из
цепкого льда, И объявлюсь на
пороге до полночи… Или уже никогда. Ангел из
Чертаново Солнце злилось и
билось оземь, Никого не щадя в
запале. А когда
объявилась осень, У планеты бока
запали, Птицы к югу
подбили клинья, Откричали им
вслед подранки, И за мной по
раскисшей глине Увязался ничейный
ангел. Для других и не
виден вроде, Полсловца не
сказав за месяц, Он повсюду за
мною бродит, Грязь босыми
ногами месит. А в груди его
хрип, да комья - Так простыл на
земном граните... И кошу на него
зрачком я: Поберег бы себя,
Хранитель! Что забыл ты в
чужих пределах? Что тебе не
леталось в стае? Или ты для какого
дела Небесами ко мне
приставлен? Не ходил бы за
мной пока ты, Без того на ногах
короста, И бока у Земли
покаты, Оступиться на ней
так просто. Приготовит зима
опару, Напечет ледяных
оладий, И тогда нас уже
на пару Твой начальник к
себе наладит... А пока подходи
поближе, Вот скамейка -
садись, да пей-ка! Это все, если
хочешь выжить - Весь секрет как
одна копейка. И не думай, что
ты особый, Подкопченный в
святом кадиле. Тут покруче тебя
особы Под терновым
венцом ходили. Мир устроен не
так нелепо, Как нам чудится в
дни печали, Ведь земля — это
то же небо, Только в самом
его начале. Полуночный чай с
лимоном У надменной
Вселенной изысканно холодны руки... Не согреть их ни
яростным звездам, ни углям Аида. Миллиардами лет в
этом мире копилась обида, Заполняя дырявый
кувшин на божественном круге. Так на что мы
надеемся, сидя на кухне за чаем, Обнимая друг
друга, и глядя в бездонную полночь, Где кричит,
заблудившись, бездомная «скорая помощь», И молчит телефон,
на звонки больше не отвечая?.. Черным крепом
задернуто небо и тьмою кисейной. Но так хочется
верить наивным пророчествам Ванги, Что однажды с
рассветом на землю опустится ангел И оттают молочные
реки и берег кисельный. Мы не вечны, но
тем и бесценны любимые руки, И та странная
ночь, и тот чай с ароматом лимона, И то время, когда
со стены мы снимаем «Кремону» И поем про
дырявый кувшин на божественном круге. Безмятежно, как
боги, взирая в бездонную полночь, Обнимаем друг
друга у самого звездного края, Где незримые силы
седыми мирами играют, И беспомощно плачет бездомная «скорая помощь»…
| 
