Андрей Вознесенский

об авторе

   Лирические стихи о любви и жизни

Соскучился. Как я соскучился...

Соскучился. Как я соскучился

по сбивчивым твоим рассказам.

Какая наша жизнь лоскутная!

Сбежимся - разбежимся сразу.

В дни, когда мы с тобой разверстаны,

как крестик ставит заключенный,

я над стихами ставлю звездочки -

скоро не хватит небосклона!

Ты называешь их коньячными…

Они же - попаданий скученность

по нам палящих автоматчиков.

Шмаляют так - что не соскучишься!

Но больше я всего соскучился

по краю глаза, где смешливо

твой свет проглядывает лучиком

в незагоревшую морщинку.

  1979

Другу

Душа - это сквозняк пространства

меж мертвой и живой отчизн.

Не думай, что бывает жизнь напрасной,

как будто есть удавшаяся жизнь.

  1977

Не возвращайтесь к былым возлюбленным...

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,

былых возлюбленных на свете нет.

Есть дубликаты —

как домик убранный,

где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,

и расположенные на холме

две рощи — правая, а позже левая —

повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,

как будто в стереоколонках двух,

все, что ты сделала и что я сделаю,

они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,

ложное эхо предложит чай,

ложное эхо оставит на ночь,

когда ей надо бы закричать:

«Не возвращайся ко мне, возлюбленный,

былых возлюбленных на свете нет,

две изумительные изюминки,

хоть и расправятся тебе в ответ...»

А завтра вечером, на поезд следуя,

вы в речку выбросите ключи,

и роща правая, и роща левая

вам вашим голосом прокричит:

«Не покидайте своих возлюбленных.

Былых возлюбленных на свете нет...»

Но вы не выслушаете совет.

Художник и модель.

Ты кричишь, что я твой изувер,

и, от ненависти хорошея,

изгибаешь, как дерзкая зверь,

голубой позвоночник и шею.

Недостойную фразу твою

не стерплю, побледнею от вздору.

Но тебя я боготворю.

И тебе стать другой не позволю.

Эй, послушай! Покуда я жив,

жив покуда,

будет люд тебе в храмах служить,

на тебя молясь, на паскуду.

  1973

Сага

Ты меня на рассвете разбудишь,

проводить необутая выйдешь.

Ты меня никогда не забудешь.

Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,

я подумаю: "Боже всевышний!

Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу".

Эту воду в мурашках запруды,

это Адмиралтейство и Биржу

я уже никогда не забуду

и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра

безнадежные карие вишни.

Возвращаться — плохая примета.

Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернемся

мы вторично, согласно Гафизу,

мы, конечно, с тобой разминемся.

Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным

наше непониманье с тобою

перед будущим непониманьем

двух живых с пустотой неживою.

И качнется бессмысленной высью

пара фраз, залетевших отсюда:

"Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу".

Первый лёд

Мерзнет девочка в автомате,

Прячет в зябкое пальтецо

Все в слезах и губной помаде

Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.

Пальцы - льдышки. В ушах - сережки.

Ей обратно одной, одной

Вдоль по улочке ледяной.

Первый лед. Это в первый раз.

Первый лед телефонных фраз.

Мерзлый след на щеках блестит -

Первый лед от людских обид.

  1959

Я - двоюродная жена

Я - двоюродная жена.

У тебя - жена родная!

Я сейчас тебе нужна.

Я тебя не осуждаю.

У тебя и сын и сад.

Ты, обняв меня за шею,

поглядишь на циферблат -

даже пикнуть не посмею.

Поезжай ради Христа,

где вы снятые в обнимку.

Двоюродная сестра,

застели ему простынку!

Я от жалости забьюсь.

Я куплю билет на поезд.

В фотографию вопьюсь.

И запрячу бритву в пояс.

Замерли

Заведи мне ладони за плечи,

обойми,

только губы дыхнут об мои,

только море за спинами плещет.

Наши спины, как лунные раковины,

что замкнулись за нами сейчас.

Мы заслушаемся, прислонясь.

Мы - как формула жизни двоякая.

На ветру мировых клоунад

заслоняем своими плечами

возникающее меж нами -

как ладонями пламя хранят.

Если правда, душа в каждой клеточке,

свои форточки отвори.

В моих порах стрижами заплещутся

души пойманные твои!

Все становится тайное явным.

Неужели под свистопад,

разомкнувши объятья, завянем -

как раковины не гудят?

А пока нажимай, заваруха,

на скорлупы упругие спин!

Это нас погружает друг в друга.

Спим.

  1965

В человеческом организме...

В человеческом организме

Девяносто процентов воды,

Как, наверное, в Паганини,

Девяносто процентов любви.

Даже если - как исключение -

Вас растаптывает толпа,

В человеческом назначении -

Девяносто процентов добра.

Девяносто процентов музыки,

Даже если она беда,

Так во мне, несмотря на мусор,

Девяносто процентов тебя.

Исповедь

Ну что тебе надо еще от меня?

Чугунна ограда. Улыбка темна.

Я музыка горя, ты музыка лада,

ты яблоко ада, да не про меня!

На всех континентах твои имена

прославил. Такие отгрохал лампады!

Ты музыка счастья, я нота разлада.

Ну что тебе надо еще от меня?

Смеялась: "Ты ангел?" - я лгал, как змея.

Сказала: "Будь смел" - не вылазил из спален.

Сказала: "Будь первым" - я стал гениален,

ну что тебе надо еще от меня?

Исчерпана плата до смертного дня.

Последний горит под твоим снегопадом.

Был музыкой чуда, стал музыкой яда,

ну что тебе надо еще от меня?

Но и под лопатой спою, не виня:

"Пусть я удобренье для божьего сада,

ты - музыка чуда, но больше не надо!

Ты случай досады. Играй без меня".

И вздрогнули складни, как створки окна.

И вышла усталая и без наряда.

Сказала: "Люблю тебя. Больше нет сладу.

Ну что тебе надо еще от меня?"

На суде, в раю или в аду...

На суде, в раю или в аду

скажет он, когда придут истцы:

"Я любил двух женщин как одну,

хоть они совсем не близнецы".

Все равно, что скажут, все равно...

Не дослушивая ответ,

он двустворчатое окно

застегнет на черный шпингалет.