Персональный сайт - Стихи Игорь Царев 2

Стихи

Игорь Царев

об авторе

страницы 1 2

Лирические стихи о любви и жизни

Я, сын страны, которой больше нет

Пространству муравьиных куполов,

Зеркал озерных и кедровых стен,

Коврам зеленым земляных полов,

И таинству икон на бересте

Не изменю я даже в страшном сне,

Не откажусь, не отверну лицо.

Я, сын страны которой больше нет,

Стране грядущей прихожусь отцом.

Ночное погружение

Мы в Лето канули на дно -

В заросший сад, где тени веток,

Как лапы призрачных креветок,

Всю ночь царапают окно.

Среди созвездий и комет

Кочуем в дачной батисфере,

И в незадраенные двери

Течет зодиакальный свет.

То Рак, то Рыбы, то Луна

Являют любопытный профиль.

А полночь, как хороший кофе,

И ароматна и темна.

И с приземленного крыльца

Сквозь крону старенькой рябины

Приоткрываются глубины

Вселенских замыслов Творца.

Но ни тревожный трубный глас,

Ни звезд холодных отдаленность,

Ни злая предопределенность

Еще не поселились в нас.

И путь назначенный верша,

Но не желая ставить точку,

Мы эту ночку по глоточку

С тобой смакуем не спеша.

Обетованная вселенная

Память листаем ли - книгой с закладкою,

Пьем ли фантазий вино полусладкое,

То утонченная, то ураганная,

Нашей любви партитура органная,

Превозмогая земное и бренное,

Счастьем стремится наполнить Вселенную -

Мир, где витийствуют добрые мелочи,

Кот что-то млечное пьет из тарелочки,

И, запорошенный пылью космической,

Дремлет на полке божок керамический,

А на серебряном гвоздике светится

Ковшик созвездия Малой Медведицы,

В ходиках Время пружинит натружено,

Солнце мое греет вкусное к ужину,

Комнату, кухню, прихожую, ванную –

Нашу Вселенную обетованную.

Город

Этот стреляный город, ученый, крученый, копченый,

Всякой краскою мазан – и красной, и белой, и черной,

И на веки веков обрученный с надеждой небесной,

Он и бездна сама, и спасительный мостик над бездной.

Здесь живут мудрецы и купцы, и глупцы и схоласты,

И мы тоже однажды явились - юны и скуласты.

И смеялся над нашим нахальством сиятельный город,

Леденящею змейкой дождя заползая за ворот.

Сколько раз мы его проклинали и снова прощали,

Сообща с ним нищали и вновь обрастали вещами,

И топтали его, горделиво задрав подбородок,

И душой прикипали к асфальту его сковородок...

Но слепая судьба по живому безжалостно режет,

И мелодии века все больше похожи на скрежет,

И все громче ночные вороны горланят картаво,

Подводя на соседнем погосте итоги квартала...

Ах, какая компания снова сошлась за рекою,

И с туманного берега весело машет рукою...

Закупить бы «пивка для рывка» и с земными дарами

Оторваться к ушедшим друзьям проходными дворами...

Этот стреляный город бессмертен, а значит бесстрашен.

И двуглавые тени с высот государевых башен

Снисходительно смотрят, как говором дальних провинций

Прорастают в столице другие певцы и провидцы.

Апокалипсис

На седьмом ли, на пятом небе ли,

Не о стол кулаком, а по столу,

Не жалея казенной мебели,

Что-то Бог объяснял апостолу,

Горячился, теряя выдержку,

Не стесняя себя цензурою,

А апостол стоял навытяжку,

И уныло блестел тонзурою.

Он за нас отдувался, каинов,

Не ища в этом левой выгоды.

А Господь, сняв с него окалину,

На крутые пошел оргвыводы,

И от грешной Тверской до Сокола

Птичий гомон стих в палисадниках,

Над лукавой Москвой зацокало

И явились четыре всадника.

В это время, приняв по разу, мы

Состязались с дружком в иронии,

А пока расслабляли разумы,

Апокалипсис проворонили.

Все понять не могли – живые ли?

Даже спорили с кем-то в «Опеле»:

То ли черти нам душу выели,

То ли мы ее просто пропили.

А вокруг, не ползком, так волоком,

Не одна беда, сразу ворохом.

Но язык прикусил Царь-колокол,

И в Царь-пушке ни грамма пороха...

Только мне ли бояться адского?

Кочегарил пять лет в Капотне я,

И в общаге жил на Вернадского -

Тоже, та еще преисподняя!

Тьма сгущается над подъездами,

Буква нашей судьбы - «и-краткая».

Не пугал бы ты, Отче, безднами,

И без этого жизнь не сладкая.

Может быть, и не так я верую,

Без креста хожу под одеждою,

Но назвал одну дочку Верою,

А другую зову Надеждою.

Оптимистическое

По нашей ли Тверской, по ихнему ль Монмартру,

Вперед или назад, куда бы ты ни шел -

Прими на посошок и повторяй как мантру:

«Все Будде хорошо! Все Будде хорошо!»

Какая б лабуда ни лезла из-под спуда,

Какая б ерунда ни падала в горшок,

Ты при любых делах спокоен будь как Будда,

И знай себе тверди: «Все Будде хорошо!»

Молитвенник оставь смиренному монаху,

И не гляди на баб, как лошадь из-за шор...

А если жизнь тебя пошлет однажды на кол,

Конечно же и там все Будде хорошо!

Закончив путь земной, взойдем на горный луг мы

И канем в облака, как в омут на реке,

Где белые снега великой Джомолунгмы

Куличиком лежат у Будды на руке...

Ну, а пока, дружок, по ихнему ль Монмартру,

По нашей ли Тверской, куда бы ты ни шел -

Прими на посошок и повторяй как мантру:

«Все Будде хорошо! Все Будде хорошо!»

_{Примечание автора:}

_{Рифма "на кол" не самая точная, зато политкорректная.}

Я мог бы...

Я мог бы лежать на афганской меже,

Убитый и всеми забытый уже.

И мог бы, судьбу окликая: «Мадам,

Позвольте, я Вам поднесу чемодан!»,

В Чите под перроном похмельный «боржом»

По-братски делить с привокзальным бомжом...

Я мог бы калымить в тобольской глуши,

Где хуже медведей тифозные вши;

Тяжелым кайлом натирая ребро,

Под Нерчинском в штольне рубить серебро

Я мог бы... Но жизнь, изгибаясь дугой,

По-барски дарила и шанс, и другой.

Иные галеры - иной переплет.

И вновь под ногами старательский лед:

В словесной руде пробиваюсь пером -

Меня подгоняет читинский перрон

И тот, кто остался лежать на меже,